Святослав Логинов - Чёрный смерч [сборник]

— Здесь не бывает мороков, а на вопросы здесь отвечают правду или не отвечают вообще. Успокойся и выслушай меня. Тебе не нужно идти к Хорову, туда пойдём мы. Поверь, мы сможем справиться лучше тебя.

— Кто — вы? Ты с другими людьми или вот они? — Уника кивнула на молчаливых мэнков.

— Мы — это мы. Все девятеро, люди и мэнки. И ещё — Баюн. Он уже сделал самое главное — пусть на короткое время и только здесь, но вернул нам девятерым способность быть самими собой. — Ромар запнулся на мгновение и добавил тихо: — Не знаю, выдержит ли Баюн такое, ведь он куда старше любого из нас…

— Погоди, — прервала йога незначащие разговоры, — сначала ответь, что общего может быть у тебя и других людей с этими чудищами?

— Мы живём на общей земле.

— Вот именно! Земля одна, и она слишком мала, чтобы на ней могли жить и мы, и эти твари!

— Ты почти права. — Ромар покивал головой, и странно было видеть этот стариковский жест у человека, который казался таким молодым. — Мы слишком похожи, и потому наша ненависть чересчур велика. Когда-нибудь, возможно, всё будет иначе, я верю, что будет такое время, когда люди не станут убивать других разумных только за то, что они чуть иные, но живут на той же земле. Но сейчас никакой чародей не сможет заставить говорящих жить без войны. Так что ты действительно права. Вот только путь ты выбрала не самый удачный. Можно обойтись и без рушащихся гор, без огненных рек и без морей, восставших против земли. Можно сделать так, что на земле просто не станет ни одного мэнка. Предвечный, правда, всё равно проснётся, так что мы оставим тебе немало работы. Но согласись, что женщине куда больше пристало утишать и успокаивать злые силы, нежели вызывать их к жизни.

— Ромар, я тысячу раз согласна с каждый твоим словом! — выкричала Уника. — Я привыкла полагаться на тебя, Ромар! Но как я могу верить, когда за твоей спиной стоят враги?

— Это уже не враги, мы все пережили былую вражду. Ненависть такое чувство, которое выдыхается со временем.

— Это те существа, которые подобно тебе, да и всем, очутившимся в пещере, отдали своим родовичам все силы до самой последней капли. Пусть ненависть выдохлась, но у них остался долг. ИХ долг, Ромар! Неужели ты веришь, что они станут помогать тебе мирно, без грома и пламени делать землю, на которой не будет мэнков? Чем они опоили тебя, Ромар? Они начнут делать землю, на которой не будет людей!

— Именно этим они и будут заниматься, — согласился Ромар. — Неужели ты думаешь, что они согласились бы делать что-то, идущее во вред их народу?

— Тогда я просто ничего не понимаю, — устало произнесла Уника. — Объясни всё простыми словамиили пусти — я пойду дальше.

— Тут нет ничего странного. — Ромар улыбнулся своей всегдашней белозубой улыбкой, которая так хорошо помнилась Унике. — Ты же знаешь, что если зачерпнуть у предвечного столько силы, как собираемся сделать мы, то отдача разобьёт вдребезги всё мироздание. Но ведь эту силу тоже можно направить на полезное дело! Так что после нашего набега на предвечного появится не один, а два нижних мира. Они будут совершенно одинаковы, только в одном не будет мэнков, а в другом — людей. Если бы мы могли, то сделали бы целую цепь миров: для согнутых, для горных великанов, для диатритов и даже для ночных карликов. Так или иначе, все они достойны жизни. Жаль, у нас не хватит ни сил, ни умения, чтобы сделать такую работу. Поэтому все остальные маги, кроме людей и мэнков, остались в пещере. Позаботься о них. Конечно, Баюн объяснил Турану, что надо будет сделать после нашей смерти, но всё-таки проследи за ним, ладно?

— Почему после смерти? — удивилась Уника, только что с лёгким сердцем хоронившая себя саму.

— Неужто ты думаешь, что хоть кто-нибудь из нас сможет вернуться оттуда?

— Тогда вместо тебя пойду я. Ты нужней роду.

— Я больше не нужен даже самому себе. — Ромар улыбнулся. — Думаешь, я не помню, что было в те месяцы, когда я пускал слюни, словно младенец, начинающий гулить? Нет уж, я счастлив, что у меня появилась возможность ещё час прожить по-настоящему, и за этот час я с радостью отдам бессчётные века прозябания в пещере Баюна.

— Но ведь мэнки всё равно останутся где-то, — тревожно возразила Уника. — И то, что собираетесь сделать вы, означает лишь отсрочку нового столкновения…

— Не знаю, как вы сможете встретиться, но, если через тьму поколений ни люди, ни мэнки не поумнеют и не научатся жить в мире с соседями, — медленно произнёс Ромар, — значит, ни те ни другие не имеют права на жизнь. Но я верю, что со временем люди станут мудрее и поймут, что главное не племя, не род и даже не человечество, а жизнь. Слепой Матхи понимал это, хотя и не сумел распорядиться своим знанием. Одно дело — знать, что есть нечто более важное, нежели род, совсем иное — поступиться родовичами ради чего бы то ни было, пусть даже и более важного. — Ромар улыбнулся виновато и неловко закончил: — Должно быть, тебе кажется, что у меня начался бред.

— Почему? — удивилась Уника. — Это как раз я понять могу. Мне тревожно за потомков. Где они научатся терпимости, если будут жить в мире, безраздельно принадлежащем людям?

— Но зато у них не будет и ненависти к чужакам. Я уже говорил, ненависть — чувство, которое выдыхается со временем. А терпимости поучиться ещё будет где. Воины с косами ни с кем мира иметь не хотят. Охотники за мамонтами — тоже не мёд лесной. А ведь и те и другие — настоящие люди, они из нашего мира никуда не денутся. Подумай об этом. Впрочем, это дело не сегодняшнее, и вряд ли кто на свете доживёт до тех времён. А пока — готовься предвечного усыплять. Кстати, вот и хозяин возвращается.

В молочной мгле обозначились разом две невысокие тени, затем одна из них превратилась в Баюна. Мохнатый волшебник шёл, косолапо переваливаясь, и вёл за руку бледного и исхудавшего Рона.

При виде Уники лицо мальчика оживилось, губы дрогнули. Кажется, он что-то сказал, но туман, заложивший уши, не позволил йоге расслышать хоть слово. Здесь ей были доступны лишь молчаливые мысленные слова, которые умели произносить Баюн и Ромар.

— Баюн, где ты его сыскал? — воскликнула Уника.

— Это не я, — честно ответил малорослый чародей. — Это вот он. — Баюн снял с плеча у мальчика странного уродца — безглазого мохнатого слизняка. — Этот чудик мальчишку три месяца разыскивал, а потом к Ромару привёл. Так они и сидели втроём, пока сначала я Ромара не пробудил, а уж тот мне о вашем шаманыше рассказал. — Баюн опустил червяка на землю, и тот, судорожно сокращаясь, пополз прочь, время от времени очень знакомо грумкая.

— Так что забирай своего потеряшку, — закончил Баюн, подталкивая мальчика к йоге.